Юрий Галансков - "Человеческий Манифест"

1

Все чаще и чаще в ночной тиши
вдруг начинаю рыдать.
Ведь даже крупицу богатств души
уже невозможно отдать.
Никому не нужно:
в поисках Идиота
так намотаешься за день!
А люди идут, отработав,
туда, где деньги и бляди.
И пусть.
Сквозь людскую лавину
я пройду, непохожий, один,
как будто кусок рубина,
сверкающий между льдин.
Не-бо!
Хочу сиять я;
ночью мне разреши

на бархате черного платья
рассыпать алмазы души.

2

Министрам, вождям и газетам — не верьте!
Вставайте, лежащие ниц!
Видите, шарики атомной смерти
у мира в могилах глазниц.
Вставайте!
Вставайте!
Вставайте!
О, алая кровь бунтарства!
Идите и доломайте
гнилую тюрьму государства!
Идите по трупам пугливых
тащить для голодных людей
черные бомбы, как сливы,
на блюдища площадей.

3

Где они —
те, кто нужны,
чтобы горло пушек зажать,
чтобы вырезать язвы войны
священным ножом мятежа.
Где они?
Где они?
Где они?
Или их вовсе нет? —
Вон у станков их тени
прикованы горстью монет.

4

Человек исчез.
Ничтожный, как муха,
он еле шевелится в строчках книг.
Выйду на площадь
и городу в ухо
втисну отчаянья крик!
А потом, пистолет достав,
прижму его крепко к виску…
Не дам никому растоптать
души белоснежный лоскут.
Люди!
уйдите, не надо…
Бросьте меня утешать.

Все равно среди вашего ада
мне уже нечем дышать!
Приветствуйте Подлость и Голод!
А я, поваленный наземь,
плюю в ваш железный город,
набитый деньгами и грязью.

5

Небо! Не знаю, что делаю…
Мне бы карающий нож!
Видишь, как кто-то на белое
выплеснул черную ложь.
Видишь, как вечера тьма
жует окровавленный стяг…
И жизнь страшна, как тюрьма,
воздвигнутая на костях!
Падаю!
Падаю!
Падаю!
Вам оставляю лысеть.
Не стану питаться падалью —
как все.
Не стану кишкам на потребу
плоды на могилах срезать.
Не нужно мне вашего хлеба,
замешанного на слезах.
И падаю, и взлетаю
в полубреду,
в полусне.
И чувствую, как расцветает
человеческое
во мне.

6

Привыкли видеть,
расхаживая
вдоль улиц в свободный час,
лица, жизнью изгаженные,
такие же, как и у вас.
И вдруг, —
словно грома раскаты
и словно явление Миру Христа,
восстала
растоптанная и распятая
человеческая красота!
Это — я,
призывающий к правде и бунту,

не желающий больше служить,
рву ваши черные путы,
сотканные из лжи!
Это — я,
законом закованный,
кричу Человеческий манифест, —
И пусть мне ворон выклевывает
на мраморе тела
крест.

nefas,потряающе-правда жизни,оттого и цепляет так сильно. Мне очень понравилось.

Animus Ater,

Что в предыдущих выложенных файлах я не знаю, но можешь еще вот это посмотреть:
http://zfizika.nm.ru/Messer.rar

От себя добавлю, что мне стихотворное творчество Линдемана всегда представлялось сомнительным, типа приложение для фанатов

WerWolf,
спасибо большое!! Несколько стихотворений я раньше не читал.Согласен, согласен) Нужно быть фанатом, чтобы понимать и любить его стихи. Когда читаешь, перед глазами сразу возникает потенциальный сюжет клипа) И безумная философия Линдеманна в каждой строке)

"В человеческом организме..." А.Вознесенский


В человеческом организме
Девяносто процентов воды,
Как, наверное, в Паганини,
Девяносто процентов любви.

Даже если - как исключение -
Вас растаптывает толпа,
В человеческом назначении -
Девяносто процентов добра.

Девяносто процентов музыки,
Даже если она беда,
Так во мне, несмотря на мусор,
Девяносто процентов тебя.

Arvin,
Очень и очень красиво...

nefas, правда жизни...

песня, не помню имя автора
"Исполнение желаний"
Мне звезда упала на ладошку
Я ее спросил: "Откуда ты?"
Дайте мне передохнуть немножко,
Я с такой летела высоты.
А потом добавила, сверкая,
Словно колокольчик прозвенел:
Не смотрите, что невелика я,
Я умею делать много дел.
Вам необходимо только вспомнить,
Что для вас важней всего на свете,
Я могу желание исполнить.
Я все время занимаюсь этим.

Знаю я, что мне необходимо,
Мне не нужно долго вспоминать.
Я хочу любить и быть любимым,
Я хочу, чтоб не болела мать,
Чтоб на нашей горестной планете
Только звезды падали с небес,
Были все доверчивы, как дети
И любили дождь, цветы и лес.
Чтоб траву, кака встарь косой косили,
Каждый день летали до Луны,
Чтобы женщин на руках носили,
Не было болезней и войны.

Чтобы дружба не была обузой,
Чтобы верность в тягость не была,
Чтобы старость не тяжелым грузом
Мудростью бы на сердце легла.
Чтобы у костра, пропахнув дымом,
Эту песню тихо напевать,
А еще хочу я быть любимым
И хочу, чтоб не болела мать.
Говорил я долго, но напрасно.
Долго, слишком долго говорил.
Не ответив мне звезда погасла-
Было у нее немного сил.

Asomircal,
Красиво и трогательно...

Особенно:

Это Александр Дольский. Песня из далёкого детства.


Из моего любимого....
Р. Рождественский, "Байкальская баллада"

Их напрасно весь день искали.
Вдалеке
от привычных дорог
катерок посадило на камни.
Уходил на дно
катерок.
Экипаж катерочка -
четверо,
да еще пассажирка одна...
Видно, так судьбою начертано,
что вода
чересчур холодна.
Знали все
(зачем утешаться
и надеяться на чудеса?) -
в этом климате можно держаться
на поверхности
полчаса,
а потом...
Да ну его к черту!
Все равно не спасется никто...
Капитан
взглянул на девчонку:
- Парни,
ей-то это
за что?!
Мы
пожили не так уж мало,
а она
всего ничего...
Но ведь есть на катере
мачта!
Это ж -
лодка на одного!..
И не надо, сестренка, плакать...
Мы немножко
обманем смерть...
А она:
- Не умею плавать...-
Он:
- Тебе и не надо уметь!..
Мы привяжем тебя,
спеленаем -
не утонешь во веки веков...
Только ты постарайся, родная,
доплыви за нас,
мужиков.
Может, холод взять не успеет...
В общем,
кончим этот базар!
Передашь наши письма на берег.
Приготовься.
Я все сказал...
...Первый написал коротко:
"Извини за почерк -
холодно.
Извини за кляксы -
мокро.
Так и потонуть
можно.
Если не придет к нам
спасенье,
выйди замуж.
Твой Сеня..."
А второй
на лоб сдвинул шапку.
Передал письмо.
Ножкой шаркнул.
А в письме:
"Натаха!
Рыдать погоди!
Слезы
неполезны для красавицы...
Мы еще поплаваем!
Все впереди!
Все впереди,
кроме задницы..."
Третий
к рубке вздыбленной
плечом привалился,
шевелил губами -
широк да невезуч.
То ли - матерился,
то ли - молился,
то ли - что-то важное
учил наизусть.
"Бывшая жена моя,
кончай свою дележку -
простыни-подушки,
чашки-сапоги...
Сбереги Алешку!
Алешку.
Алешку.
Сбереги мне
сына.
Алешку
сбереги...
Знаю, что меня ты
любила
понарошку.
Но теперь -
хоть мертвому!-
перечить не моги:
сбереги Алешку.
Алешку.
Алешку.
Я тебя прощаю.
Алешку сбереги!.."
А четвертый
буркнул нехотя:
- Некому писать!..
Да и - некогда...
...Письма спрятаны в целлофане.
(Лица мокрые,
будто в крови.)
Помолчали.
Поцеловали.
И сказали глухо:
- Живи...-
Подступившие слезы вытерши,
привязали,
сказали:
- Выдержи...-
оттолкнули,
сказали:
- Выплыви...-
И смотрели вслед,
пока видели...
И плыла она по Байкалу.
И кричала,
сходя с ума!
То ль-
от гибели убегала,
то ли -
к гибели
шла сама.
Паутинка ее дыханья
обрывалась у самого
рта.
И накатывалась,
громыхая,
фиолетовая темнота!
И давили
чужие письма.
И волна как ожог была...
Почтальонша,
самоубийца -
все плыла она,
все плыла.
Все качалась
под ветром
отчаянным,
ослепительным,
низовым...
И была она
Чрезвычайным
Полномочным Послом
к живым!
Долгим эхом,
посмертным жестом,
вдовьим стоном
на много дней...
...А потом
вертолетный прожектор,
чуть качаясь
повис
над ней.

Послушайте! Маяковский

Послушайте!
Ведь, если звезды зажигают -
значит - это кому-нибудь нужно?
Значит - кто-то хочет, чтобы они были?
Значит - кто-то называет эти плевочки
жемчужиной?
И, надрываясь
в метелях полуденной пыли,
врывается к богу,
боится, что опоздал,
плачет,
целует ему жилистую руку,
просит -
чтоб обязательно была звезда! -
клянется -
не перенесет эту беззвездную муку!
А после
ходит тревожный,
но спокойный наружно.
Говорит кому-то:
"Ведь теперь тебе ничего?
Не страшно?
Да?!"
Послушайте!
Ведь, если звезды
зажигают -
значит - это кому-нибудь нужно?
Значит - это необходимо,
чтобы каждый вечер
над крышами
загоралась хоть одна звезда?!

Помню я это стихотворение-я его на экзамен в том году учила. Эх,не свершилось у нас что-то с Маяковским взаимопонимания.

Нежно любимый мною Борис Пастернак

ПОСЛЕ ГРОЗЫ

Пронесшейся грозою полон воздух.
Все ожило, все дышит, как в раю.
Всем роспуском кистей лиловогроздыx
Сирень вбирает свежести струю.

Все живо переменою погоды.
Дождь заливает кровель желоба,
Но все светлее неба переходы,
И высь за черной тучей голуба.

Рука художника еще всесильней
Со всех вещей смывает грязь и пыль.
Преображенней из его красильни
Выходят жизнь, действительность и быль.

Воспоминание о полувеке
Пронесшейся грозой уходит вспять.
Столетье вышло из его опеки.
Пора дорогу будущему дать.

Не потрясенья и перевороты
Для новой жизни очищают путь,
А откровенья, бури и щедроты
Душе воспламененной чьей-нибудь.

ПАМЯТИ ДЕМОНА

Приходил по ночам
В синеве ледника от Тамары.
Парой крыл намечал,
Где гудеть, где кончаться кошмару.

Не рыдал, не сплетал
Оголенных, исхлестанных, в шрамах.
Уцелела плита
За оградой грузинского храма.

Как горбунья дурна,
Под решеткою тень не кривлялась.
У лампады зурна,
Чуть дыша, о княжне не справлялась.

Но сверканье рвалось
В волосах, и, как фосфор, трещали.
И не слышал колосс,
Как седеет Кавказ за печалью.

От окна на аршин,
Пробирая шерстинки бурнуса,
Клялся льдами вершин:
Спи, подруга,- лавиной вернуся.

С большин удовольствием прочитала! Замечательное стихотворение...



Классика)) Люблю)

Она потрясающе поётся.

Ещё из любимого Рождественского

Филологов не понимает физтех,-
Молчит в темноте.
Эти
не понимают тех.
А этих —
те.
Не понимает дочки своей
нервная мать.
Не знает, как и ответить ей
и что понимать.

Отец считает, что сыну к лицу
вовсе не то.
А сын не может сказать отцу:
«Выкинь пальто!..»
Не понимает внуков своих
заслуженный дед...

Для разговора глухонемых
нужен свет.

Я его тоже люблю, но, увы, не все читала... Спасибо за восполнение пробелов) Очень хорошее творение)

Анологично, эти строки и на меня произвели наибольшее впечатление.

ммм.. я глубоко задумалась...

Да-да)) И сейчас всеми любимая!

О-о, Маяковский форевер! Мой любимый поэт кроме Блока)

Особенно у Блока люблю вот этот стих:

Рожденные в года глухие
Пути не помнят своего.
Мы - дети страшных лет России -
Забыть не в силах ничего.

Испепеляющие годы!
Безумья ль в вас, надежды ль весть?
От дней войны, от дней свободы -
Кровавый отсвет в лицах есть.

Есть немота - то гул набата
Заставил заградить уста.
В сердцах, восторженных когда-то,
Есть роковая пустота.

И пусть над нашим смертным ложем
Взовьется с криком воронье, -
Те, кто достойней, боже, боже,
Да узрят царствие твое!

ты серьезно?!Я их двоих просто обожаю!
ОБРЕЧЕННЫЙ А.А.Блок

Тайно сердце просит гибели.
Сердце легкое, скользи...
Вот меня из жизни вывели
Снежным серебром стези...

Как над тою дальней прорубью
Тихий пар струит вода,
Так своею тихой поступью
Ты свела меня сюда.

Завела, сковала взорами
И рукою обняла,
И холодными призорами
Белой Сиерти предала...

И в какой иной обители
Мне влачиться суждено,
Если сердце просит гибели,
Тайно просится на дно?

Продолжая тему Блока...

Ищу спасенья.
Мои огни горят на высях гор -
Всю область ночи озарили.
Но ярче всех - во мне духовный взор
И Ты вдали... Но Ты ли?
Ищу спасенья.

Торжественно звучит на небе звездный хор.
Меня клянут людские поколенья.
Я для Тебя в горах зажег костер,
Но Ты - виденье.
Ищу спасенья.

Устал звучать, смолкает звездный хор.
Уходит ночь. Бежит сомненье.
Там сходишь Ты с далеких светлых гор.
Я ждал Тебя. Я дух к Тебе простер.
В Тебе - спасенье!




DOLOR ANTE LUCEM
Каждый вечер, лишь только погаснет заря,
Я прощаюсь, желанием смерти горя,
И опять, на рассвете холодного дня,
Жизнь охватит меня и измучит меня!

Я прощаюсь и с добрым, прощаюсь и с злым,
И надежда и ужас разлуки с земным,
А наутро встречаюсь с землею опять,
Чтобы зло проклинать, о добре тосковать!..

Боже, боже, исполненный власти и сил,
Неужели же всем ты так жить положил,
Чтобы смертный, исполненный утренних грез,
О тебе тоскованье без отдыха нес?..
3 декабря 1899
Dolor ante lucem — Предрассветная тоска (лат.)

И один из любимых мною Осип Мандельштам

ЗАБЛУДИЛСЯ Я В НЕБЕ...

1

Заблудился я в небе, - что делать?
Тот, кому оно близко, ответь!
Легче было вам, дантовых девять
Атлетических дисков, звенеть.

Не разнять меня с жизнью, - ей снится
Убивать и сейчас же ласкать,
Чтобы в уши, в глаза и в глазницы
Флорентийская била тоска.

Не кладите же мне, не кладите
Остроласковый лавр на виски,
Лучше сердце мое разорвите
Вы на синего звона куски!

И когда я умру, отслуживши,
Всех живущих прижизненный друг,
Чтоб раздался и глубже и выше
Отклик неба - в остывшую грудь!

1937

2

Заблудился я в небе, - что делать?
Тот, кому оно близко, ответь!
Легче было вам, дантовых девять
Атлетических дисков звенеть,
Задыхаться, чернеть, голубеть.

Если я не вчерашний, не зряшний, -
Ты, который стоишь предо мной,
Если ты виночерпий и чашник -
Дай мне силу без пены пустой
Выпить здравье кружащейся башни, -
Рукопашной лазури шальной.

Голубятни, черноты, скворешни,
Самых синих теней образцы,
Лед весенний, лед высший, лед вешний, -
Облака - обаянья борцы -
Тише: тучу ведут под уздцы!

Здорово! А после них я ещё Тютчева люблю. Silentium. Текст нет смысла приводить - все и так в школе учили)

(в хорошем смысле )

И чувства нет в твоих очах,
И правды нет в твоих речах,
И нет души в тебе.

Мужайся,сердце,до конца:
И нет в творении творца!
И смысла нет в мольбе! (одно из любимых )

Arvin,потрясающее стихотворение.

Марина Цветаева

КОШКИ

Они приходят к нам, когда
У нас в глазах не видно боли.
Но боль пришла — их нету боле:
В кошачьем сердце нет стыда!

Смешно, не правда ли, поэт,
Их обучать домашней роли.
Они бегут от рабской доли:
В кошачьем сердце рабства нет!

Как ни мани, как ни зови,
Как ни балуй в уютной холе,
Единый миг — они на воле:
В кошачьем сердце нет любви

Sateinen sää,великолепный стих

Мой тоже.Очень нравится его слог и наличие художественных средств,которые не утяжеляют,а только придают творчеству необыкновенный окрас.

В детстве я плакала, когда прочитала это стихотворение:

Удивительная кошка

Несчастная кошка порезала лапу,
Сидит и ни шагу не может ступить.
Скорей, чтобы вылечить кошкину лапу,
Воздушные шарики нужно купить.

И сразу столпился народ у дороги,
Стоит и кричит, и на кошку глядит.
А кошка отчасти идет по дороге,
Отчасти по воздуху плавно летит.

Даниил Хармс

LoS!!,
грустно

Ах, как грустно Я почти прослезился, честное слово. Священное слово "кошка" само по себе порождает у меня сильные эмоции, а здесь возникает наижалобнейший образ...

Kopie, Animus Ater, угу, в книжке была еще такая иллюстрация к этому стихотворению... немного психоделическая... Я боялась открывать это стихотворение, хотя книжка была любимая.
У Хармса вообще недетские стихотворения для детей... Очень много жестокости иногда.
Вот например:

"Почему"

Почему:
Повар и три поварёнка,
повар и три поварёнка,
повар и три поварёнка
выскочили на двор?

Почему:
Свинья и три поросёнка,
свинья и три поросёнка,
свинья и три поросёнка
спрятались под забор?

Почему:
Режет повар свинью,
поварёнок - поросёнка,
поварёнок - поросёнка,
поварёнок - поросёнка?

Почему да почему? -
Чтобы сделать ветчину.

LoS!!,

Помнится в детстве это было одним из моих любимых стихотворений. И мне тоже было до жути жаль бедную кошку.

На самом деле жестоко. Особенно для детей.

Любимая моя Анна Ахматова

* * *
Ангел, три года хранивший меня,
Вознесся в лучах и огне,
Но жду терпеливо сладчайшего дня,
Когда он вернется ко мне.

Как щеки запали, бескровны уста,
Лица не узнать моего;
Ведь я не прекрасная больше, не та,
Что песней смутила его.

Давно на земле ничего не боюсь,
Прощальные помня слова.
Я в ноги ему, как войдет, поклонюсь,
А прежде кивала едва.

Эдгар По, "Червь-Победитель"
Во тьме безутешной-блистающий праздник,
Огнями волшебной театр озарен;
Сидят серафимы, в покровах, и плачут,
И каждый печалью глубокой смущен.
Трепещут крылами и смотрят на сцену,
Надежда и ужас проходят, как сон;
И звуки оркестра в тревоге вздыхают,
Зооблачной музыки слышится стон.

Имея подобие Господа Бога,
Снуют скоморохи туда и сюда;
Ничтожные куклы, приходят, уходят,
О чем-то бормочут, ворчат иногда.
Над ними нависли огромные тени,
Со сцены они не уйдут никуда,
И крыльями Кондора веют бесшумно,
С тех крыльев незримо слетает-Беда!

Мишурные лица!-Но знаешь, ты знаешь,
Причудливой пьесе забвения нет.
Безумцы за Призраком гонятся жадно,
Но Призрак скользит, как блуждающий свет.
Бежит он по кругу, чтоб снова вернуться
В исходную точку, в святилище бед;
И много Безумия в драме ужасной,
И Грех в ней завязка, и Счастья в ней нет.

Но что это там? Между гаэров пестрых
Какая-то красная форма ползет,
Оттуда, где сцена окутана мраком!
То червь,-скоморохам он гибель несет.
Он корчится!-корчится!-гнусною пастью
Испуганных гаэров алчно грызет,
И ангелы стонут, и червь искаженный
Багряную кровь ненасытно сосет.

Потухли огни, догорело сиянье!
Над каждой фигурой, дрожащей, немой,
Как саван зловещий, крутится завеса,
И падает вниз, как порыв грозовой-
И ангелы, с мест поднимаясь, бледнеют,
Они утверждают, объятые тьмой,
Что эта трагедия Жизнью зовется,
Что Червь-Победитель-той драмы герой!

"Колыбельная лету" (Руслан Бажин)

Лето пролилось через край –
Земляничные поляны в телефонной тишине,
И загадочные страны солнце чертит на стене,
А июль полыхает сочно.
Солнечных зайчиков король –
Ты шепнешь на ухо Богу волшебный пароль.
Он откроет дорогу, и новую боль
Он подарит, я знаю точно.

Мы никогда не умрем,
Колыбельную лету вместе споем,
Снова встретятся где-то эльф и гном,
И покажется всадник белый.
Мы никогда не умрем,
Колыбельная лету входит в дом,
Только небо и ветер там вдвоем,
Каждый занят привычным делом.

Метод уходить далеко.
А потом возвращаться непривычно легко.
Злые стрелы несчастья летят в молоко,
Пусть враги подождут немного.
Те, кто кочуют между звезд,
Вечно склонны задать неуместный вопрос,
И во время огня и вечерних рос
Каждый шаг оценить строго.

Звезды нынче с кислинкой – стреляют, не целясь,
И картинка судьбы разлетелась,
Чтоб сложиться в новый узор – как хотелось.
Пусть летит алмазной чайкой
Колыбельная лету. Не скучайте,
Мы встретимся где-то – в конце печали
И новых дорог начале,
Ведь мы никогда не умрем...

Светлейшая песня. Руслан посвятил ее памяти Андрея Сергеева, писателя и переводчика. А теперь эту песню поют в память о самом Руслане.

Два стихотворения замечательного поэта, полковника Виктора Верстакова...


Нас опять предадут и подставят под русские пули.
Вас опять предадут и заставят стрелять по своим.
Мы встречались, как братья, в Ханое, в Гаване, в Кабуле,
А недавно - в Москве - расстреляли друг друга сквозь дым.

Виноваты ли вы, виноваты ли мы - я не знаю.
Выполняли приказы, себя не жалели в бою.
Мы по жизни идем, как идут по переднему краю.
Мы стоим за Россию и, значит, стоим на краю.

Рвем погоны с плеча, поднимаем к виску пистолеты.
Но куда нам уйти от армейской несчастной судьбы?
Остаемся в строю, чтобы Русь отыскала ответы,
Примеряя знамена на ваши и наши гробы.


ГОСПОДАМ ОФИЦЕРАМ

Как служится вам, господа
в кокардах с орлами двуглавыми?
Не снится ли ночью Звезда,
сверкавшая отчею славою?
А этот трехцветный флажок,
нашитый на западном кителе,
вам душу еще не прожег,
октябрьских событий воители?
Ах, вы вне политики, ах,
вы не за буржуев и прочее:
Но кровь, господа, на штыках
на ваших осталась - рабочая.
И вас награждают не зря
крестами на грудь и на кладбище
кремлевские ваши друзья,
нерусские ваши товарищи.
Но вам не дадут за труды,
какого б вы ни были звания,
ни ордена Красной Звезды,
ни ордена Красного Знамени.

Arvit,

Воспалённый моск почему-то в первые секунды воспринял это как текст песни Газманова 0_0 Пардон)
---
Иосиф Бродский



* * *
Л.В. Лифшицу

Я всегда твердил, что судьба - игра.
Что зачем нам рыба, раз есть икра.
Что готический стиль победит, как школа,
как способность торчать, избежав укола.
Я сижу у окна. За окном осина.
Я любил немногих. Однако - сильно.

Я считал, что лес - только часть полена.
Что зачем вся дева, если есть колено.
Что, устав от поднятой веком пыли,
русский глаз отдохнёт на эстонском шпиле.
Я сижу у окна. Я помыл посуду.
Я был счастлив здесь, и уже не буду.

Я писал, что в лампочке - ужас пола.
Что любовь, как акт, лишина глагола.
Что не знал Эвклид, что сходя на конус,
вещь обретает не ноль, но Хронос.
Я сижу у окна. Вспоминаю юность.
Улыбнусь порою, порой отплюнусь.

Я сказал, что лист разрушает почку.
И что семя, упавши в дурную почву,
не дает побега; что луг с поляной
есть пример рукоблудья, в Природе данный.
Я сижу у окна, обхватив колени,
в обществе собственной грузной тени.

Моя песня была лишина мотива,
но зато её хором не спеть. Не диво,
что в награду мне за такие речи
своих ног никто не кладёт на плечи.
Я сижу в темноте; как скорый,
море гремит за волнистой шторой.

Гражданин второсортной эпохи, гордо
признаю я товаром второго сорта
свои лучшие мысли, и дням грядущим
я дарю их, как опыт борьбы с удушьем.
Я сижу в темноте. И она не хуже
в комнате, чем темнота снаружи.
1971
---
Господи, как я его люблю!.. Почему я не родилась раньше и не узнала его при жизни лично?..

Lady-charmed,
хорошее стихотворение. Однако Бродский - совершенно не мой поэт.

Anna,
Почему? ))
ВОт по мне - очень мой..
Но в это давай в тему литературы.. чтобы не флудить)

Эх,любимый мой Осип Мандельштам.

Я ненавижу свет
Однообразных звезд.
Здравствуй, мой древний бред,-
Башни стрельчатой рост!

Кружевом, камень, будь,
И паутиной стань,
Неба пустую грудь
Тонкой иглою рань!

Будет и мой черед -
Чую размах крыла.
Так, но куда уйдет
Мысли живой стрела?

Или, свой путь и срок,
Я, исчерпав, вернусь:
Там - я любить не мог,
Здесь - я любить боюсь...

* * *

Образ твой, мучительный и зыбкий,
Я не мог в тумане осязать.
"Господи!" - Сказал я по ошибке,
Сам того не думая сказать.

Божье имя, как большая птица,
Bылетело из моей груди.
Bпереди густой туман клубится,
И пустая клетка позади.

Lady-charmed,
Потрясающе!!!!) Спасибо, что выложила.

Я думаю, это не флуд все-таки. Просто - не мой и все. Не созвучен он мне, чужероден, я его не воспринимаю. Не потому что он плохой, а потому что просто - не мой.

Sven,
первое - бесподобно.

нашла у Лермонтова стих "Чаша жизни".. и вспомнилась мне Лакримоза с её Der Kelch Des Lebens

ЧАША ЖИЗНИ
Мы пьём из чаши бытия
С закрытыми очами,
Златые омочив края
Своими же слезами;

Когда же перед смертью с глаз
Завязка упадает,
И всё, что обольщало нас,
С завязкой исчезает;

Тогда мы видим, что пуста
Была златая чаша,
Что в ней напиток был - мечта,
И что она - не наша!

________________
О! Это мой 1000-ый пост )))

a kappella,
мне подруга недавно этот стих рассказывала.
Я всегда любила Лермонтова и не любила Пушкина, а сейчас понимаю, что остыла к классическим стихам. Поэты двадцатого века, правда, еще цепляют.

Я тоже. Не знаю,не цеплял меня Пушкин,а Лермонтов всегда был одним из любимых.

Блок. Любимый Блок.

* * *
Усталый от дневных блужданий
Уйду порой от суеты
Воспомнить язвы тех страданий,
Встревожить прежние мечты...

Когда б я мог дохнуть ей в душу
Весенним счастьем в зимний день!
О, нет, зачем, зачем разрушу
Ее младенческую лень?

Довольно мне нестись душою
К ее небесным высотам,
Где счастье брежжит нам порою,
Но предназначено - не нам.

Потрясающие строки) Воистину гений был... Люблю.

Если мне волю, тут будет просто полное собрание сочинений БРодского.
Анна, уважаю твоё мнение. Просто не твоё И всё тут. Я тоже много чего хорошего не понимаю и не люблю. Не моё.
Sven, спасибо за символистов и любимого Блока (он меня спас на выпускных)))
----
дальше многахарошихбукавок
----
Иосиф Бродский
Холмы (1962)

Вместе они любили
сидеть на склоне холма.
Оттуда видны им были
церковь, сады, тюрьма.
Оттуда они видали
заросший травой водоем.
Сбросив в песок сандалии,
сидели они вдвоем.

Руками обняв колени,
смотрели они в облака.
Внизу у кино калеки
ждали грузовика.
Мерцала на склоне банка
возле кустов кирпича.
Над розовым шпилем банка
ворона вилась, крича.

Машины ехали в центре
к бане по трем мостам.
Колокол звякал в церкви:
электрик венчался там.
А здесь на холме было тихо,
ветер их освежал.
Кругом ни свистка, ни крика.
Только комар жжужал.

Трава была там примята,
где сидели они всегда.
Повсюду черные пятна --
оставила их еда.
Коровы всегда это место
вытирали своим языком.
Всем это было известно,
но они не знали о том.

Окурки, спичка и вилка
прикрыты были песком.
Чернела вдали бутылка,
отброшенная носком.
Заслышав едва мычанье,
они спускались к кустам
и расходились в молчаньи --
как и сидели там.

___

По разным склонам спускались,
случалось боком ступать.
Кусты перед ними смыкались
и расступались опять.
Скользили в траве ботинки,
меж камней блестела вода.
Один достигал тропинки,
другой в тот же миг пруда.

Был вечер нескольких свадеб
(кажется, было две).
Десяток рубах и платьев
маячил внизу в траве.
Уже закат унимался
и тучи к себе манил.
Пар от земли поднимался,
а колокол все звонил.

Один, кряхтя, спотыкаясь,
другой, сигаретой дымя --
в тот вечер они спускались
по разным склонам холма.
Спускались по разным склонам,
пространство росло меж них.
Но страшный, одновременно
воздух потряс их крик.

Внезапно кусты распахнулись,
кусты распахнулись вдруг.
Как будто они проснулись,
а сон их был полон мук.
Кусты распахнулись с воем,
как будто раскрылась земля.
Пред каждым возникли двое,
железом в руках шевеля.

Один топором был встречен,
и кровь потекла по часам,
другой от разрыва сердца
умер мгновенно сам.
Убийцы тащили их в рощу
(по рукам их струилась кровь)
и бросили в пруд заросший.
И там они встретились вновь.

___

Еще пробирались на ощупь
к местам за столом женихи,
а страшную весть на площадь
уже принесли пастухи.
Вечерней зарей сияли
стада густых облаков.
Коровы в кустах стояли
и жадно лизали кровь.

Электрик бежал по склону
и шурин за ним в кустах.
Невеста внизу обозленно
стояла одна в цветах.
Старуха, укрытая пледом,
крутила пред ней тесьму,
а пьяная свадьба следом
за ними неслась к холму.

Сучья под ними трещали,
они неслись, как в бреду.
Коровы в кустах мычали
и быстро спускались к пруду.
И вдруг все увидели ясно
(царила вокруг жара):
чернела в зеленой ряске,
как дверь в темноту, дыра.

___

Кто их оттуда поднимет,
достанет со дна пруда?
Смерть, как вода над ними,
в желудках у них вода.
Смерть уже в каждом слове,
в стебле, обвившем жердь.
Смерть в зализанной крови,
в каждой корове смерть.

Смерть в погоне напрасной
(будто ищут воров).
Будет отныне красным
млеко этих коров.
В красном, красном вагоне
с красных, красных путей,
в красном, красном бидоне --
красных поить детей.

Смерть в голосах и взорах.
Смертью полн воротник. --
Так им заплатит город:
смерть тяжела для них.
Нужно поднять их, поднять бы.
Но как превозмочь тоску:
если убийство в день свадьбы,
красным быть молоку.

___

Смерть -- не скелет кошмарный
с длинной косой в росе.
Смерть -- это тот кустарник,
в котором стоим мы все.
Это не плач похоронный,
а также не черный бант.
Смерть -- это крик вороний,
черный -- на красный банк.

Смерть -- это все машины,
это тюрьма и сад.
Смерть -- это все мужчины,
галстуки их висят.
Смерть -- это стекла в бане,
в церкви, в домах -- подряд!
Смерть -- это все, что с нами --
ибо они -- не узрят.

Смерть -- это наши силы,
это наш труд и пот.
Смерть -- это наши жилы,
наша душа и плоть.
Мы больше на холм не выйдем,
в наших домах огни.
Это не мы их не видим --
нас не видят они.

___

Розы, герань, гиацинты,
пионы, сирень, ирис --
на страшный их гроб из цинка --
розы, герань, нарцисс,
лилии, словно из басмы,
запах их прян и дик,
левкой, орхидеи, астры,
розы и сноп гвоздик.

Прошу отнести их к брегу,
вверить их небесам.
В реку их бросить, в реку,
она понесет к лесам.
К черным лесным протокам,
к темным лесным домам,
к мертвым полесским топям,
вдаль -- к балтийским холмам.

___

Холмы -- это наша юность,
гоним ее, не узнав.
Холмы -- это сотни улиц,
холмы -- это сонм канав.
Холмы -- это боль и гордость.
Холмы -- это край земли.
Чем выше на них восходишь,
тем больше их видишь вдали.

Холмы -- это наши страданья.
Холмы -- это наша любовь.
Холмы -- это крик, рыданье,
уходят, приходят вновь.
Свет и безмерность боли,
наша тоска и страх,
наши мечты и горе,
все это -- в их кустах.

Холмы -- это вечная слава.
Ставят всегда напоказ
на наши страданья право.
Холмы -- это выше нас.
Всегда видны их вершины,
видны средь кромешной тьмы.
Присно, вчера и ныне
по склону движемся мы.
Смерть -- это только равнины.
Жизнь -- холмы, холмы.

-----
И, видать, навеянное. АРбенина очень уважает Бродского)
-----
Ночные снайперы - Холмы


DmКилометры пленных желаний с тобой.
Нельзя посмотреть тебе в глаза:
Блокадное время, прощальные сны.
Боевой вертолетик как стрекоза.
Что наша жизнь - холмы, холмы
В небо и строго назад.
Пусть пройдет мое лето дождем по щекам,
Морозом по венам, жарой по груди.
И после себя не оставит улик.
Я не знаю, как будет, но мне повезло:
Я чувствую руку его на плече,
Отмываю слезами золотое руно.
Он прощает меня.
Синеглазые дети подпольных цветов,
Я радуюсь, просто увидев тебя.
Блокадное время, прощальные сны.
И можно не глядя глаза в глаза,
И можно просто - холмы, холмы
В небо и строго назад
Пусть пройдет мое лето дождем по щекам,
Морозом по венам, жарой по груди.
И после себя не оставит улик.
Я не знаю, как будет, но мне повезло:
Я чувствую руку, его на плече,
Отмываю слезами золотое руно.
Он прощает меня.

Пожалуйста. А когда я в 9 классе,одна среди всей параллели, ломанулась сдавать литературу,то меня спас любимый Лермонтов. Помнится,мне тогда вместе с "Героем нашего времени" попалось стихотворение Маяковского на разбор. Ну,мои отношения с Маяковским-это вообще отдельная история. Так,что если бы не Лермонтов,не видать мне 5 как своих ушей. Спасибо вам,Михаил Юрьевич.

Lady-charmed,раньше Бродским не увлекалась,просто как-то прошла мимо. А теперь,кажется,это любовь. Я жажду продолжение банкета.

Лермонтов.
(тут про чашу тоже есть,любил он это сравнение)

МОНОЛОГ

Поверь, ничтожество есть благо в здешнем свете.
К чему глубокие познанья, жажда славы,
Талант и пылкая любовь свободы,
Когда мы их употребить не можем?
Мы, дети севера, как здешные растенья,
Цветем недолго, быстро увядаем...
Как солнце зимнее на сером небосклоне,
Так пасмурна жизнь наша. Так недолго
Ее однообразное теченье...
И душно кажется на родине,
И сердцу тяжко, и душа тоскует...
Не зная ни любви, ни дружбы сладкой,
Средь бурь пустых томится юность наша,
И быстро злобы яд ее мрачит,
И нам горька остылой жизни чаша;
И уж ничто души не веселит.

И одно из самых любимых:

МОЙ ДЕМОН

Собранье зол его стихия.
Носясь меж дымных облаков,
Он любит бури роковые,
И пену рек, и шум дубров.
Меж листьев желтых, облетевших,
Стоит его недвижный трон;
На нем, средь ветров онемевших,
Сидит уныл и мрачен он.
Он недоверчивость вселяет,
Он презрел чистую любовь,
Он все моленья отвергает,
Он равнодушно видит кровь,
И звук высоких ощущений
Он давит голосом страстей,
И муза кротких вдохновений
Страшится неземных очей.

Я тоже сдавала литературу, только в одиннадцатом классе. Выбрала себе темой доклада Александра Башлачева. Написала огромный доклад и решила рассказать два стихотворения - одно в начале, перед докладом, другое в конце. Успела только рассказать первое стихотворение (пожалуй, самое любимое), и на этом мне поставили пятерку и попросили закончить. Вот оно:

На жизнь поэтов

Поэты живут. И должны оставаться живыми.
Пусть верит перу жизнь, как истина в черновике.
Поэты в миру оставляют великое имя,
затем, что у всех на уме - у них на языке.
Но им все трудней быть иконой в размере оклада.
Там, где, судя по паспортам - все по местам.
Дай Бог им пройти семь кругов беспокойного лада,
По чистым листам, где до времени - все по устам.

Поэт умывает слова, возводя их в приметы
подняв свои полные ведра внимательных глаз.
Несчастная жизнь! Она до смерти любит поэта.
И за семерых отмеряет. И режет. Эх, раз, еще раз!
Как вольно им петь. И дышать полной грудью на ладан...
Святая вода на пустом киселе неживой.
Не плачьте, когда семь кругов беспокойного лада
Пойдут по воде над прекрасной шальной головой.

Пусть не ко двору эти ангелы чернорабочие.
Прорвется к перу то, что долго рубить и рубить топорам.
Поэты в миру после строк ставят знак кровоточия.
К ним Бог на порог. Но они верно имут свой срам.
Поэты идут до конца. И не смейте кричать им - Не надо!
Ведь Бог... Он не врет, разбивая свои зеркала.
И вновь семь кругов беспокойного, звонкого лада
глядят Ему в рот, разбегаясь калибром ствола.

Шатаясь от слез и от счастья смеясь под сурдинку,
свой вечный допрос они снова выводят к кольцу.
В быту тяжелы. Но однако легки на поминках.
Вот тогда и поймем, что цветы им, конечно, к лицу.
Не верте концу. Но не ждите иного расклада.
А что там было в пути? Метры, рубли...
Неважно, когда семь кругов беспокойного лада
позволят идти, наконец, не касаясь земли.

Ну вот, ты - поэт... Еле-еле душа в черном теле.
Ты принял обет сделать выбор, ломая печать.
Мы можем забыть всех, что пели не так, как умели.
Но тех, кто молчал, давайте не будем прощать.
Не жалко распять, для того, чтоб вернуться к Пилату.
Поэта не взять все одно ни тюрьмой, ни сумой.
Короткую жизнь. Семь кругов беспокойного лада
Поэты идут. И уходят от нас на восьмой.

Anna,мощно
Еще в тему экзаменов:был там такой страшный билет:таорчество Ломоносова\Державина. И вот это самое творчество надо было наизусть учить. Я выбрала самые любимые,но ближе к экзамену уже нецензурно ругалась,ибо если Державин-это еще терпимо,но Ломоносов-это уже последняя инстанция.
Вот,собственно,эти стихи:

ОДА ДУХОВНАЯ - ПРЕЛОЖЕНИЕ ПСАЛМА 143
Ломоносов

Благословен господь мой бог,
Мою десницу укрепивый
И персты в брани научивый
Согреть врагов взнесенный рог,

Заступник и спаситель мой,
Покров, и милость, и отрада,
Надежда в брани и ограда,
Под власть мне дал народ святой.

О боже, что есть человек?
Что ты ему себя являешь,
И так его ты почитаешь,
Которого толь краток век.

Он утро, вечер, ночь и день
Во тщетных помыслах проводит;
И так вся жизнь erо проходит,
Подобно как пустая тень.

Склони, зиждитель, небеса,
Коснись горам, и воздымятся,
Да паки на земли явятся
Твои ужасны чудеса.

И молнией твоей блесни,
Рази от стран гремящих стрелы,
Рассыпь врагов твоих пределы,
Как бурей плевы разжени.

Меня объял чужой народ,
В пучине я погряз глубокой,
Ты с тверди длань простри высокой,
Спаси меня от многих вод.

Вещает ложь язык врагов,
Десница их сильна враждою,
Уста обильны суетою;
Скрывают в сердце злобный ков.

Но я, о боже, возглашу
Тебе песнь нову повсечасно;
Я в десять струи тебе согласно
Псалмы и песни приношу.

Тебе, спасителю царей,
Что крепостью меня прославил,
От лютого меча избавил,
Что враг вознес рукой своей.

Избавь меня от хищных рук
И от чужих народов власти,
Их речь полна тщеты, напасти,
Рука их в нас наводит лук.

Подобно масличным древам
Сынов их лета процветают,
Одеждой дщери их блистают,
Как златом испещренный храм.

Пшеницы полны гумна их,
Несчетно овцы их плодятся,
На тучных пажитях хранятся
Стада в траве волов толстых.

Цела обширность крепких стен,
Везде столпами укрепленных,
Там вопля в стогнах нет стесненных,
Не знают скорбных там времен.

Счастлива жизнь моих врагов!
Но те светлее веселятся,
Ни бурь, ни громов не боятся,
Которым вышний сам покров.



ВЛАСТИТЕЛЯМ И СУДИЯМ
Державин

Восстал всевышний бог, да судит
Земных богов во сонме их;
Доколе, рек, доколь вам будет
Щадить неправедных и злых?

Ваш долг есть: сохранять законы,
На лица сильных не взирать,
Без помощи, без обороны
Сирот и вдов не оставлять.

Ваш долг: спасать от бед невинных.
Несчастливым подать покров;
От сильных защищать бессильных,
Исторгнуть бедных из оков.

Не внемлют! видят — и не знают!
Покрыты мздою очеса:
Злодействы землю потрясают,
Неправда зыблет небеса.

Цари! Я мнил, вы боги властны,
Никто над вами не судья,
Но вы, как я подобно, страстны,
И так же смертны, как и я.

И вы подобно так падете,
Как с древ увядший лист падет!
И вы подобно так умрете,
Как ваш последний раб умрет!

Воскресни, боже! боже правых!
И их молению внемли:
Приди, суди, карай лукавых,
И будь един царем земли!

Как это верно...

Sven,
Э...сколько у меня пробелов в Лермонове. Я вообще такого ни разу не читала. Очень мощно.
А у нас были экзамены, надо было сочинение писать, но готовиться некогда было (в универ поступала, тут всякая разная химия с математикой, недо чтения), решила, что буду брать определнную тему в творчестве (благо, Блока знаю достаточно хорошо) и по стихам разбирать, приводить к общему знаменателю и делать вывод. Спасло на предэкзаменационной и на самом экзамене. А теперь даже жалею, что как-то халтурила. Я ведь только после универа стала читать классиков не из-под палки, а следовательно, с чувством. Сейчас я бы взяла Чехова.. Мрр.
Anna,
Натолкнуло на мысль, что каждый по-настоящему творческий человек, талант, проходит все семь кругов..

вообще не люблю стихи,но вот этот понравился

Меняются и время и мечты
Меняются, как время, представленья
Изменчивы под солнцем все явленья,
И мир всечасно видишь новым ты,
Во всем и всюду новые черты,
Но для надежды нет осуществленья
От счастья остается сожаленье
От горя - только чувство пустоты…
Уйдет зима, уйдут снега и холод,
И мир весной, как прежде, станет молод
Но есть закон: все обратится в тлен.
Само веселье слёз не уничтожит,
И страшно то, что час пробьёт, быть может,
Когда не будет в жизни перемен…(с)

Да, это действительно страшно. Что может быть хуже однообразия? Для меня - ничего.
А чьи стихи?

ТОМЛИНСОН
Р.Киплинг, в пер. А. Оношкович-Яцыны

На Берклей-сквере Томлинсон скончался в два часа.
Явился Призрак и схватил его за волоса,
Схватил его за волоса, чтоб далеко нести,
И он услышал шум воды, шум Млечного Пути,
Шум Млечного Пути затих, рассеялся в ночи,
Они стояли у ворот, где Петр хранит ключи.
"Восстань, восстань же, Томлинсон, и говори скорей,
Какие добрые дела ты сделал для людей,
Творил ли добрые дела для ближних ты иль нет?"
И стала голая душа белее, чем скелет.

"О, - так сказал он, - у меня был друг любимый там,
И если б был он здесь сейчас, он отвечал бы вам".
"Что ты любил своих друзей - прекрасная черта,
Но только здесь не Берклей-сквер, а райские врата.
Хоть с ложа вызван твой друг сюда - не скажет он ничего.
Ведь каждый на гонках бежит за себя, а не двое за одного".
И Томлинсон взглянул вокруг, но выигрыш был небольшой,
Смеялись звезды в высоте над голой его душой,
А буря мировых пространств его бичами жгла,
И начал Томлинсон рассказ про добрые дела.

"О, это читал я, - он сказал, - а это был голос молвы,
А это я думал, что думал другой про графа из Москвы".
Столпились стаи добрых душ, совсем как голубки,
И загремел ключами Петр от гнева и тоски.
"Ты читал, ты слыхал, ты думал, - он рек, - но толку в сказе нет!
Во имя плоти, что ты имел, о делах твоих дай ответ!"
И Томлинсон взглянул вперед, потом взглянул назад -
Был сзади мрак, а впереди - створки небесных врат.
"Я так ощущал, я так заключил, а это слышал потом,
А так писали, что кто-то писал о грубом норвежце одном".

"Ты читал, заключал, ощущал - добро! Но в райской тишине,
Среди высоких, ясных звезд, не место болтовне.
О, не тому, кто у друзей взял речи напрокат
И в долг у ближних все дела, от бога ждать наград.
Ступай, ступай к владыке зла, ты мраку обречен,
Да будет вера Берклей-сквера с тобою, Томлинсон!"

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Его от солнца к солнцу вниз та же рука несла
До пояса Печальных звезд, близ адского жерла.
Одни, как молоко, белы, другие красны, как кровь,
Иным от черного греха не загореться вновь.
Держат ли путь, изменяют ли путь - никто не отметит никак,
Горящих во тьме и замерзших давно, поглотил их великий мрак,
А буря мировых пространств леденила насквозь его,
И он стремился на адский огонь, как на свет очага своего.
Дьявол сидел среди толпы погибших темных сил,
И Томлинсона он поймал и дальше не пустил.
"Не знаешь, видно, ты, - он рек, - цены на уголь, брат,
Что, пропуск у меня не взяв, ты лезешь прямо в ад.
С родом Адама я в близком родстве, не презирай меня,
Я дрался с богом из-за него с первого же дня.
Садись, садись сюда на шлак и расскажи скорей,
Что злого, пока еще был жив, ты сделал для людей".
И Томлинсон взглянул наверх и увидел в глубокой мгле
Кроваво-красное чрево звезды, терзаемой в адском жерле.
И Томлинсон взглянул к ногам, пылало внизу светло
Терзаемой в адском жерле звезды молочное чело.
"Я любил одну женщину, - он сказал, - от нее пошла вся беда,
Она бы вам рассказала все, если вызвать ее сюда".
"Что ты вкушал запретный плод - прекрасная черта,
Но только здесь не Берклей-сквер, но адские врата.
Хоть мы и свистнули ее и она пришла, любя,
Но каждый в грехе, совершенном вдвоем, отвечает сам за себя".

И буря мировых пространств его бичами жгла,
И начал Томлинсон рассказ про скверные дела:
"Раз я смеялся над силой любви, дважды над смертным концом,
Трижды давал я богу пинков, чтобы прослыть храбрецом".
На кипящую душу дьявол подул и поставил остыть слегка:
"Неужели свой уголь потрачу я на безмозглого дурака?
Гроша не стоит шутка твоя, и нелепы твои дела!
Я не стану своих джентльменов будить, охраняющих вертела".
И Томлинсон взглянул вперед, потом взглянул назад,
Легион бездомных душ в тоске толпился близ адских врат.
"Эго я слышал, - сказал Томлинсон, - за границею прошлый год,
А это в бельгийской книге прочел покойный французский лорд".
"Ты читал, ты слышал, ты знал - добро! Но начни сначала рассказ -
Из гордыни очей, из желаний плотских согрешил ли ты хоть раз?"
За решетку схватился Томлинсон и завопил: "Пусти!
Мне кажется, я чужую жену сбил с праведного пути!"
Дьявол громко захохотал и жару в топки поддал:
"Ты в книге прочел этот грех?" - он спросил, и Томлинсон молвил: "Да!"
А дьявол на ногти себе подул, и явился взвод дьяволят:
"Пускай замолчит этот ноющий вор, что украл человечий наряд
Просейте его между звезд, чтоб узнать, что стоит этот урод,
Если он вправду отродье земли, то в упадке Адамов род".
В аду малыши - совсем голыши, от жары им легко пропасть,
Льют потоки слез, что малый рост не дает грешить им всласть;
По угольям гнали душу они и рылись в ней без конца -
Так дети шарят в вороньем гнезде или в шкатулке отца.
В клочьях они привели его, как после игр и драк,
Крича: "Он душу потерял, не знаем где и как!
Мы просеяли много газет, и книг, и ураган речей,
И много душ, у которых он крал, но нет в нем души своей.
Мы качали его, мы терзали его, мы прожгли его насквозь,
И если зубы и ногти не врут, души у него не нашлось".
Дьявол главу склонил на грудь и начал воркотню:
"С родом Адама я в близком родстве, я ли его прогоню?
Мы близко, мы лежим глубоко, но когда он останется тут,
Мои джентльмены, что так горды, совсем меня засмеют.
Скажут, что я - хозяин плохой, что мой дом - общежитье старух,
И, уж конечно, не стоит того какой-то никчемный дух".
И дьявол глядел, как отрепья души пытались в огонь пролезть,
О милосердье думал он, но берег свое имя и честь:
"Я, пожалуй, могу не жалеть углей и жарить тебя всегда,
Если сам до кражи додумался ты?" и Томлинсон молвил - "Да!"
И дьявол тогда облегченно вздохнул, и мысль его стала светла:
"Душа блохи у него, - он сказал, - но я вижу в ней корни зла.
Будь я один здесь властелин, я бы впустил его,
Но Гордыни закон изнутри силен, и он сильней моего.
Где сидят проклятые Разум и Честь - при каждом Блудница и Жрец,
Бываю там я редко сам, тебе же там конец.
Ты не дух, - он сказал, - и ты не гном, ты не книга, и ты не зверь.
Не позорь же доброй славы людей, воплотись еще раз теперь.
С родом Адама я в близком родстве, не стал бы тебя я гнать,
Но припаси получше грехов, когда придешь опять.
Ступай отсюда! Черный конь заждался твоей души.
Сегодня они закопают твой гроб. Не опоздай! Спеши!
Живи на земле и уст не смыкай, не закрывай очей
И отнеси Сынам Земли мудрость моих речей.
Что каждый грех, совершенный двумя, и тому, и другому вменен,
И... бог, что ты вычитал из книг, да будет с тобой, Томлинсон!"

Arvit,
какое страшное стихотворение... Так вот кто перерождается по Киплингу - бездушные люди...

"Смеялись звезды в высоте над голой его душой"

"О, не тому, кто у друзей взял речи напрокат
И в долг у ближних все дела, от бога ждать наград." - прекрасные строки...